Щелчок зажигалки.
В ночной тишине кажется, что его слышно на весь дом.
Он стоит на кухне, в полной темноте, и курит, стряхивая пепел в открытое окно.

Определенно, это было ошибкой.
Нужно было снять другую квартиру, больше этой. Чтобы у каждого из них была своя комната, как в отелях. Но других вариантов рядом со студией больше не подвернулось, а перспектива делить одну спальню на двоих с кем-то из парней вовсе не казалась чем-то обременительным.
И вот, он стоит здесь, слушая эти просачивающиеся сквозь стену звуки. Приглушенные стоны, зажатые ладонями вскрики, неловкие стуки и как апофеоз - долгий тоненький взвизг, скулеж, словно у щенков, наконец-то дорвавшихся до материнского молока.
Два похотливых ублюдка.
Имеют друг друга в соседней комнате.
Близнецы.
Мать их.

Трахаются, как чертовы кролики, при первой возможности. Стоило уйти в ванную последним, как уже. Хорошо только Густаву, его с Биллом спальня в другом конце коридора, хоть ори, нихрена не услышишь, ну а так как ебаться близнецы предпочитают в кровати Томаса, - блядь, или где их там настигнет очередной порыв неконтролируемой страсти, на полу? – вот и выходит, что полная звукоизоляция.
В то время как Георг вынужден болтаться по довольно скромным для их звездного статуса апартаментам, слушая их вздохи-выдохи и дожидаясь, пока они натрахаются достаточно, чтобы наконец отпустить друг друга.
Что ж, неудивительно, что чувак встает на несколько часов раньше, чем они только продирают глаза.

Георг не понимает.
Реально, просто не сечет фишку.
Том же был нормальным пацаном, так какого черта они делают это? Они же братья, как только могут?

Георг попробовал представить, что занимается сексом со своей сестрой. Снимает с нее одежду, ласкает грудь… К горлу сразу же подкатила тошнота, внутренности неприятно скрутило. Нет, это нужно быть ебанутыми на голову Каулитцами, чтобы пойти на такое.

Наверняка, Георг даже почти не сомневается, это все из-за Билла. Сколько лет они уже друг друга знают, шесть, семь? За этот срок он успел изучить его достаточно, чтобы сказать, что с Биллом всегда было что-то не так. Вроде бы все хорошо, прекрасный друг, открытый, честный, но… почему-то, его никогда не покидало ощущение, что Билл далеко не так прост, как кажется. Что-то неуловимое, где-то глубоко, скрывающееся под удачной личиной, пробивающееся на поверхность настолько редко, что можно даже не заметить.
Какая-то гнильца. И дело тут даже не в накрашенных ногтях и подведенных глазах, все гораздо серьезней, чем может показаться на первый взгляд.

Черт подери, но все это время, что они общаются, Георг как-то подсознательно ждал какого-то выбрыка, что Билл еще покажет, на что способен, и, когда он случайно увидел вцепившихся друг в друга близнецов, это был шок, но, бля, насчет Билла он даже не удивился. Инцест с собственным братом – да, это было как раз в духе того, что однажды мог бы выдать Билл, но Том?..

Георгу казалось, что вот уж с кем он действительно на одной волне, так это с ним. Гус тоже ничего пацан, но уж слишком осмотрительный. А вот у Тома с этим был полный порядок, парень без тормозов, тусоваться с ним одно удовольствие. Девочки, выпивка, побеситься в гримерной или поставить на уши всю команду – лучшего сообщника не придумать, у Билла слишком много заморочек вроде плохого настроения и прочей херни, просто так не повеселишься. Но, оказалось, Том на волне с братом.

Билл еще не выходил из комнаты, значит, они еще не закончили. Георг выбивает еще одну сигарету из пачки, подкуривает, затягиваясь, смотрит на циферблат часов. Они совсем не следят за временем, что ли? Впрочем, куда им, сейчас им точно не до того.

Интересно, как они делают это? Том точно сверху, без всяких вопросов. Вцепились наверно друг в друга, как тогда… Еще бы, если их действительно влечет так, что им наплевать на… вообще все. На мать, на родственные узы, на то, что оба парни, на то, что ставят под угрозу всю группу… что будет, если о них узнает кто-то левый? Георг передернул плечами, представив. Пиздец всему, идиоты, они что, не соображают нихуя, настолько все мозги протрахали? Они же даже уже не прячутся почти.

Шорох за стеной, и Георг почти слышит ритмичный скрип своей кровати – у Тома не скрипит, хоть упрыгайся, значит, это точно его… Уши начинают гореть так, словно после мороза, бля, и ему потом там еще спать… Скрип становится чаще, тишина, только этот чертов скрип… Георг представляет, как Том резче и глубже вгоняет свой член в собственного близнеца, а Билл наверняка лежит на спине и дышит через раз, прерывисто, сдерживая стоны, волосы на висках взмокли и лезут в лицо… Георг мучительно краснеет, чувствуя, как напрягается в штанах, ненавидя себя в этот момент.

Его самая большая проблема, заключается в том, что у него встает всегда, когда он слышит их за стенкой.
И вот это-то уж точно пиздец. Он возбуждается всякий раз, представляя их вместе. Эти два ублюдка плюют на все законы мироздания, до умопомрачения наслаждаясь друг другом, а его тащит от одной только мысли об этом.

Его, блядь, друзья, родные братья, близнецы, люди, которых он видит каждый день почти все триста пятьдесят пять дней в году, две шлюхи, чьи головы забиты только тем, как бы выкроить немного времени, чтобы перепихнуться еще разок, и… да блядь, у него каждый раз эрекция, когда он представляет их вместе.

И все это при условии, что обычно его выворачивает от перспективы трахнуться с парнем.
Вот это, нахуй, вообще запредельно.

Пожалуй, единственная причина, которая, серьезно, может заставить его задуматься об уходе из Отеля.

Потому что так не может продолжаться, нужно искать какой-то выход из положения. Пусть даже он и не представляет, что реально здесь можно сделать.

…Какой-то неудачный и слишком громкий стук в стену – в мозгах тут же вырисовывается картинка: Билла дотрахали до самого края кровати, и опять этот синхронный скулеж, Георг даже умудряется различить надорванное «То-ом…», после чего все стихает, что слышно шум заводящейся машины на улице.

Георг выкидывает бычок в окно.
Хочется свалить в ванную и хорошенько отдрочить, и похеру, на кого там у него встало.
В голову приходит потрясающее, по своей доступности, решение. Если близнецов настолько тянет друг другу, какого черта они решили спать в разных комнатах? Еблись бы себе до посинения, никому не мешали, кто только додумался так поделить спальные места?

…Спустя минуту на кухню приперается Билл попить водички.
Башка всклокочена, на нем только наспех застегнутая пижамная рубашка и трусы. Не заметив неподвижно сидящего в темном углу Георга, он хватает фильтр и пьет воду прямо из носика. Широкий ворот рубашки перекашивается, открывая острое плечо с парой засосов.

Умные мальчики никогда не кусают друг друга в шею. Они сосутся только в губы и расцарапывают себе только плечи и спину.

Георг как раз рассматривает отметины на худых ляжках, когда Билл напивается, замечая его боковым зрением.
Он хочет так, что яйца звенят от желания.
Поднимается, чтобы закрыть окно.

- Йорки? – окликает его Билл, и Георг поворачивается, прислоняясь задницей к подоконнику и безжалостно глядя на мнущегося ублюдка.

Сейчас, с грозящей порвать штаны эрекцией, он реально ненавидит их обоих.

- Извини, что так вышло, - равнодушно говорит Билл, зачем-то подходя ближе.

Георг думает, что вот в этот момент, человек, стоящий перед ним, действительно, подлинный Билл. По крайней мере, сейчас он точно не врет и не пытается строить из себя что-то.
Ему просто действительно похрен.

- Почему бы вам не спать в одной комнате? – спрашивает он в ответ, скользя взглядом по подолу пижамной рубашки; узкие бедра соблазняли, а долбанное воображение тут же рисовало, как тот раздвигает их перед братом, подставляя свою дырку.

Билл отрицательно мотает головой, выглядывая на улицу.
- Все дело в маме, - поясняет он, поворачиваясь, и тоже прислоняется к подоконнику рядом с Георгом. – Она подозревает нас, но не показывает вида. Попросила Дэйва, чтобы он селил нас по отдельности. Он догадывается, почему, но тоже ничего не говорит. О таких вещах принято молчать, Йорки.

Георг тоже молчит, переваривая услышанное. Нет, он, конечно, догадывался, что он не один, кто знает об их отношениях, но спокойствие, с которым Билл говорил об этом, просто вырубало. Он сказал, что их мать примерно в курсе, чем занимаются ее любимые сыночки под покровом ночи? И как, черт дери этих Каулитцев, они могут выдерживать ее взгляд и делать вид, что ничего не происходит? Сам Георг скорее бы ушел из дома, чем показался на глаза родителям, случись с ним такое.

Впрочем, это же Каулитцы. Для них, похоже, нет ничего невозможного.

- Тебе противно, да? – проникновенным шепотом спрашивает у него Билл, ловя его взгляд. Облизывается, толкаясь плечом, и Георг почти ощущает свежий запах секса, исходящий от него.

- Скажи мне, - Билл соскальзывает с подоконника, черты лица неуловимо ожесточаются, он в упор смотрит на него, словно клещами вытягивая из него правду, не давая солгать.

Георг рад был бы ответить «Да» и на этом прекратить ненужные расспросы.
Но вместо этого, он хватает его руку, прижимая тонкие пальцы к ноющему члену. Он слишком долго сдерживался, и если он сейчас не накинется на него, кусая за шею так, как не делал этого никогда Том, оставляя свои отметины и грубо вгоняя колено между ног, так вот, если он сейчас этого не сделает, то это вполне можно будет считать чудом.

Промелькнувшее удивление на лице Билла тут же сменяется неожиданным интересом, не выдергивая руки из железной хватки, он шевелит пальцами, чуть сжимая ладонь. Георг шумно вздыхает, дергая его на себя, отпуская хрупкое запястье, потому что его рука наконец занята чем нужно – ласкает сквозь ткань трусов его член, и, блядь, это клево, да, однако каково это будет всадить ему на всю длину или отыметь сразу двух ублюдков, не забыв про того, второго? Блядь, ему мало, чертовски мало просто пальцев, Каулитц в его руках тощий как щепка, и он сжимает его сладкую задницу, как же он хочет, блядь… Ему уже плевать на все, Георг нагло сдирает с него трусы и щупает воспаленную припухшую дырку, игнорируя протестующее мычание, пальцы входят легко, словно в девушку и мокро так же, из-за спермы Тома. Билл вздыхает у него над ухом, трогая его прибор, и Георг не выдерживает, схватив его за волосы, оглушительно кончает себе в трусы, прижимаясь напоследок к нежным губам.

Вместе с оргазмом приходит нервное расслабление и мысли трезвеют поразительно быстро.
- Блядь! – он вытаскивает пальцы из него и тут же с силой отпихивает его от себя так, что Билл, не ожидав, оступается и едва не наворачивается, сверкая голой задницей, запутавшись в собственных трусах.

- Все в порядке, чувак, - отзывается Билл, выровняв равновесие и натягивая скрутившиеся в жгут трусы. – Забей, ничего не было.

Он уходит из кухни, и Георг возвращается в их с Томом спальню. Некоторое время смотрит на свою кровать, прежде чем понять, что застелено новое постельное белье, хотя в последний раз он менял его только этим вечером.

Еще некоторое время уходит на то, чтобы найти чистые трусы и понять, что Том до сих пор не спит.

- Билл красивый, правда? – внезапно спрашивает со своей кровати Том, когда он просовывает вторую ногу в штанину своих боксеров.

Георг удивленно оборачивается, успевая заметить, как тот вскакивает с постели, в два шага оказываясь рядом.

- Но только попробуй еще раз коснуться его, и нашей дружбе конец, понял? – Том хватает его за грудки и встряхивает, притягивая к себе, сверху вниз глядя на него.

- Ничего не было, чувак, - Георг повторяет слова Билла, но так как Том не отпускает его, добавляет:

- Договорились.

Он отцепляет его руки от своей футболки и ложится спать.

На следующее утро никто из них не вспомнит предыдущую ночь. На завтрак как обычно закажут пиццу, пиво еще есть в холодильнике. После чего будут убивать время до четырех, чтобы отправиться в студию. Том наденет мешок для мусора Георгу на голову, а Биллу сломают ноготь во время драки так, что даже пойдет кровь.

Близнецы больше не будут трахаться в их комнате.

Вместо этого они уйдут на лоджию.

Том будет немного груб этой ночью. Билл не скажет ему ни слова.

Сквозь окно в темной гостиной Георг будет смотреть, как Том имеет брата, уткнув того носом в широкие перила и поддерживая под живот.

Густав по-прежнему будет вставать раньше всех.