Название: Enough! Aвтор:Reno Бета: Non@me Пэйринг: Том/Билл, но очень туманный, расплывчатый, нечёткий. Смысл этого фанфика не в пейринге. Рейтинг: PG-13 Жанр: Drama Условия размещения: Только с разрешения автора.
Пролог. Страх. Он сильнее даже боли. Чувствуешь, как кровь стремительно отливает от лица. Не хочу. - Билл, ты чего так побледнел? – дружеский толчок Тома. От неожиданности делаешь шаг вперёд и, чтобы не упасть, опираешься о стену. - Да что с тобой? Пошли скорей, фанатки ждут!! И Георг, и Густав проходят мимо, ободряюще улыбаясь, что-то говорят, а в ушах – шум. Перед глазами плывёт. Неужели, это только от усталости? Нет, - сам же отвечаешь себе. Это страх. Огромное количество народа, и все чего-то ждут от тебя. Словно ты не просто человек, а, по меньшей мере, марсианин, который может стоять на голове и извергать огонь. Они ждут, что ты выкинешь что-нибудь эдакое на пару с братцем. Не хочу идти туда, не хочу видеть их лица, их восторг, как будто они – дети в зоопарке, которым показали самую умную обезьяну. - Я сейчас, - хоть на минуту отсрочить эту пытку, - только воды хлебну, а то горло что-то пересохло. - Конечно, а то, что ты творил на сцене!.. Том вышел, наконец, из комнаты, за ним – все остальные. Закрыть замок. Идите, уйдите все, дайте мне только один глоток свободы... Даже через толстые бетонные стены пробивается невообразимый шум. Сумасшедшие... Они-то не знают, что из-за их криков у Тома теперь постоянно звенит в ушах. Хорошо, что я ещё здесь... Нет!!! Плохо, очень плохо. Надо было идти со всеми, а теперь, стоит только мне показаться хоть на миг, как зал взорвётся и звуковая волна ударит по нервам, которые и без того на пределе. Стук. Или показалось? Неужели, эти фанатки прорвались сюда? Не буду открывать. Не хочу. Стук. Настойчивее. И кто так обнаглел? Скоро дверь будут выламывать? - Билли, открой. - Том? - Это я, Билл. Открой. Медленно подхожу к двери, поворачиваю ключ. - Ты что это надумал? - глаза брата сверкают. - Я не хочу... - Тебя там тысячи человек ждут!.. - Мне плевать! Плевать!!! Я не хочу!!! – голос срывается на крик.
*** Кричишь. Пытаешься доказать, что по-настоящему злишься. Зачем, Билли? Ведь я вижу. Кричишь. А в глазах отчаяние. Плещется, словно океан. Скоро вырвется наружу. Я молча подхожу ближе, не обращая внимания на твои гневные и истеричные крики. Подхожу и осторожно обнимаю худые плечи. Ты вздрагиваешь и машинально пытаешься сопротивляться. Но через мгновение сжимаешься в моих руках, словно маленький ребёнок, нуждающийся в защите. И мне хочется защищать тебя.
*** Даже не понял толком, как всё произошло. Вот я кричу тебе прямо в лицо, а вот уже тихо всхлипываю в твоих объятьях. Ты тихо говоришь что-то и успокаивающе гладишь по волосам. Потом, на миг отстранившись, поворачиваешь ключ в замке.
*** Я специально отворачиваюсь, чтобы не утонуть окончательно в твоих глазах. Мне надо обуздать это странное обжигающее чувство, которое так неожиданно возникло внутри, словно ты своим взглядом запустил часовой механизм бомбы, которая вот-вот взорвётся. Ты стоишь, опустив плечи. И у меня возникает ощущение, что ты всё делаешь специально, лишь бы эта бомба быстрее сработала...
*** Только не уходи, пожалуйста. Не уходи к этим вопящим, сходящим с ума людям, которые любят лишь твою внешнюю оболочку, которым всё равно, что там, внутри тебя, в твоём сердце. А мне это важно. Только сказать об этом было бы выше моих сил. По крайней мере, пока. А раз сказать я этого не могу, нужно искать другие пути, чтобы выразить...
*** И как он смог так тихо подкрасться ко мне? Так, что, обернувшись, я оказался с ним лицом к лицу. Честно говоря, я забыл выдохнуть, и стоял, как вкопанный. Секунду мы с некоторым удивлением смотрели в глаза друг другу, а затем он ещё на дюйм пододвинулся ко мне...
*** У него всегда обветренные губы, потому что он постоянно их облизывает. Замираю. Подчиняюсь. Чувствую тонкий аромат его духов. Стук в дверь. О, чёрт!..
*** Испуганно отшатнувшись друг от друга, смотрим на дверь. Ни звука. Стук повторяется. Громче. - Я...я отвечу, - неуверенно произносишь ты. Киваю. Ты медленно подходишь к двери, но не открываешь. - Том, Билл! Вы здесь? – голос нашего менеджера. - Мисс Кауфман, это я, Том. - Том, что у вас случилось? - Всё... всё в порядке. Билл немного устал... мы не пойдём на сцену. Он неважно себя чувствует. - Что? Биллу плохо? Нужен врач? - Нет, нет! Всё в поря...- ты прерываешься на полуслове.
*** - Всё в поря... – я не договариваю, потому что мои колени подкашиваются. А как ещё можно реагировать, когда твои тонкие изящные пальчики стремительно проникают под футболку и пробегают по моему телу...
1. Трогательно, правда? Тогда это действительно могло бы вызвать у меня улыбку умиления. Ведь это было просто начало. Начало чего-то неизведанного, нового для нас. И это что-то, мне так казалось, могло кардинально изменить всё вокруг. Перемены... Я так их ждал! Я верил, что они принесут мне покой, которого я так жаждал. Как ни странно, я ошибся. Хотя не сразу это осознал. Ты был моим солнцем, ты согревал мою леденеющую душу, но со временем вместо спасительного тепла я стал получать пламя, опаляющее лицо, тело, всё моё существо. Пламя похоти и низменных желаний, которые заменили нежность и любовь. Я так хочу сказать тебе это сейчас, но ты далеко от меня. И мне кажется, это только к лучшему. Я не могу сказать тебе всё это в лицо, поэтому сижу на одной из скамеек в пустынном парке и едва пишущей ручкой выцарапываю слова на мятом листке бумаги. Неаккуратно. Но тебе это будет не важно, когда ты прочитаешь это моё письмо. Надеюсь, будет неважно. Мелкие острые снежинки падают на моё лицо, когда я изредка поднимаю взгляд к фонарю, мирно разливающему свет по заиндевелому асфальту. Мысли, мысли... Они разбегаются в разные стороны, не желают строиться в ровные ряды, дразнящее мелькают то тут, то там. Мне сложно писать тебе, ведь я так давно не слышал твой голос, не видел тебя. И мне кажется, что я веду не мысленный разговор с тобой, а просто глупо торчу в ночном парке, где тени такие густые, а голые ветки деревьев неприятно шуршат под короткими порывами зимнего ветра. Почему я стал для тебя вещью, Том? Ведь на самом деле я человек. И ты – тоже. Жестокий, эгоистичный, отвратительный, но человек. Видишь – я говорю это так спокойно тебе, потому что знаю, что всё это правда. Мы так давно по разные стороны баррикад, которые сами и выстроили. В разных частях света, на разных планетах, в разных вселенных. Неужели, тебе это нравится? Мне - так вот совершенно безразлично. Тогда ты, скорее всего, задашь мне вопрос – зачем я пишу тебе это сумбурное письмо? Просто чтобы открыть тебе маленький секрет – ничто в этом мире не даётся просто так. И если ты требуешь от меня любви, почему я не могу требовать от тебя того же взамен? Это так естественно, но ты, почему-то, так этого и не понял. Вот, пожалуй, и всё, что я хотел тебе сказать. Можешь не тратить сил на мои поиски, никакого результата ты не достигнешь. Ведь я теперь звезда, а ты просто тень прошлого, осколок некогда известной группы, безвозвратно канувшей в Лету. Прощай, брат. Мне нелегко далось снова так тебя назвать.
2. - Билл, - шептал Том, чувствуя дрожь где-то внутри, - Билл... - Тебе не нравится? – хитринка в глазах остро и ярко сверкнула, когда Билл потянул футболку брата вверх. - Нет... продолжай. Утвердительный кивок, и вот футболка уже летит на пол. - Я так давно не видел тебя без одежды. Оказывается, ты совсем такой же, как я, - Билл мягко приник губами к плечу Тома. - Даа... Руки брата были такими ласковыми, заботливыми...
*** Мне больно это вспоминать. Я начал всё сам, ты лишь откликнулся на мои чувства. Только вскоре положение лидера принял ты. Сначала лидер – затем тиран. Возможно, я до сих пор люблю тебя, только я сейчас уже не помню, за что. Не помню ничего, кроме того, как на коленях умолял тебя вернуться, стать таким, каким ты был когда-то. Правда, это оказалось для тебя слишком сложной задачей, а может быть, ты просто не хотел становиться прежним. Что ж, мне ничего не оставалось, кроме как бежать от тебя, твоих жестоких ласк, мерзких игр... Я и до сих пор бегу от мыслей о тебе.
*** - Только осторожно, пожалуйста, - шептал Билл, извиваясь, прижатый к стене телом Тома. Тот кивнул, хотя в глазах его не было даже намёка, что он воспринял слова брата. Его разум отступил под натиском возбуждения. Медленно стянув джинсы, он посмотрел на хрупкое тело Билла. Одинаково хриплое дыхание выдавало их с головой: оба хотели этого, готовые прыгнуть в пропасть, не заботясь о том, что будет через час, день, год. - Сначала я, - поворачивая Билла спиной, проговорил Том. - Да, только, пожалуйста... - ...Осторожно. Я это слышал, - Том попытался скрыть нетерпеливость, явственно проступившую в его голосе. Растягивание всухую – этот этап Тома явно не заботил. Он жаждал проникнуть в тело Билла другим способом, куда менее осторожным. И только кончив пару раз, он отпустил брата, который уже не кричал. Билл обессилено опустился на пол гримёрки, тяжело дыша и не глядя на Тому, который сидел рядом. - Ну, как? – Том, по крайней мере, мог говорить. - Больно, - прохрипел Билл, - и классно. А через мгновение добавил: - Теперь я.
*** Насколько я помню, то был едва ли не единственный раз, когда «сверху» был я. Ты тогда ещё сказал, что тебе не понравилось. Ха, да ты просто не любишь быть в подчинении. Ведь ты так легко уступил эту роль мне! Я безразличен к боли. Но та, что ты доставлял мне, была особенной. Отвратительной и прекрасной одновременно... до некоторых пор. Я был рад получать её от тебя, ведь за очередной порцией мучений обязательно следовало приторно-сладкое счастье от твоего присутствия рядом, от мягких прикосновений и нежных слов. И я готов был терпеть, лишь бы вновь оказаться в раю. Видимо, сначала ты и правда испытывал что-то ко мне. Ты всегда восхищался болезненной худобой моего тела, шёлком кожи и волос, идеальными чертами лица. Или ты врал? Теперь я склонен подозревать, что всё было именно так. Я сам виноват – начал то, чему впоследствии суждено было стать обыденной сказкой с плохим концом. Такой жизненной сказкой, развитие сюжета которой шло по привычному для людей шаблону. Впору бы сейчас вскричать: «Кто знал?», но бессмысленно оправдываться перед самим собой, можно только оставить всё на задворках памяти, покрытых пеплом времени, забыть всё хотя бы на время.
3. Теперь мне так стыдно вспоминать, как я унижался перед тобой. А ты принимал эти унижения как должное. Ты знал с самого начала, что будешь пользоваться мной? Можешь не отвечать, всё равно начнёшь врать, а я от этого устал. Запечатываю письмо в нелепый конверт, единственное, что удалось найти в городе ночью. Снег теперь не мелко-раздражающий, он валит крупными мягкими хлопьями, приятно согревающими лицо. Бутафорский ватный снег, который так мне симпатичен. Сколько мы уже не виделись? Год, два... больше? Я перестал следить за временем, словно надеясь, что от этого его бег хоть немного замедлиться. Тщетно. Это мой декабрь, только мой. Я рад, что тебя здесь нет. Тебе больше не урвать кусочек моей собственной жизни, возможно, мы даже больше никогда не встретимся. Моя зима, мой снег и тёплый воздух. Конечно, я потрясающий эгоист, как выяснилось, но я этим, по крайней мере, горжусь. Я один, но не чувствую себя одиноким, а это признак самодостаточного человека, который уверенно шагает по своему пути. Пути, устланному зелёными купюрами, кстати! А как ты живёшь? Сомневаюсь, что прозябаешь в нищете, у тебя всегда были замечательные способности развести на деньги кого угодно. Только богатство, наверное, не самая важная часть жизни. Есть ли рядом с тобой тот, кто тебе действительно дорог? Или ты так и продолжаешься мотаться, словно осенний листок, от одной к другой, от одного к другому...
*** - Стой! Ну, что ты делаешь? – Том придумал новую забаву, чтобы разнообразить их с братом и так бурную сексуальную жизнь. - Зачем? – Билл недоумённо посмотрел на вещи, блеснувшие в руках брата. – Наручники? Какого чёрта? Том с силой толкнул брата на кровать и даже не обратил внимание на то, что Билл больно ударился затылком о спинку. Резко притянув его руки к столбикам кровати, он щёлкнул ключом, намертво приковывая Билла наручниками. - Что ты задумал?! – в голосе уже сквозят панические нотки. - Мне немного надоели твои руки, он мне мешают, - в глазах Тома вспыхнула откровенная похоть. - Но ведь можно по-другому... Воздуха для окончания фразы не хватило. - Мне больно! Перестань! – голос Билла звоном отдавался в ушах, но Том почти не обращал на это внимания. Лишь единственное желание контролировало его в тот миг. Запястья опухли и покраснели, руки нещадно ломило, - это всё, что чувствовал Билл, когда брат, невольно остановившись, рухнул на кровать. - Ты собираешься меня освободить? – с трудом сдерживая слёзы, проговорил Билл, пытаясь встретиться взглядом с Томом. Тот шевельнулся, прохрипев что-то вроде «Ах, да. Я и забыл...», и расстегнул тяжёлые браслеты. Билл осторожно дотронулся до натёртой до синяков кожи и поморщился. - Это было ужасно, Том! Зачем... – никакие слова уже не имели смысла: Том мирно спал, растянувшись на кровати.
*** Тогда мне показалось, что ты не в себе. Наркотики? Нет, твои глаза были живыми, ясными, хоть и горели огнём. Выпивка? Ещё маловероятнее, ведь это чувствовалось бы и на расстоянии. Я думал, что это, возможно, и есть та последняя капля, после которой я откажусь от всего, что ты мне дашь. Или же откажусь дать что-либо тебе?.. Но я остался. Я дал тебе ещё шанс, хотя ты об этом и не подозревал. Ты считал, что всё в порядке, что я в отличном расположении духа после этого садистского секса. Ты просто слеп, Том! Или же непроходимо глуп. Или же чертовски хитёр! Решил начать игру на выживание: когда я, наконец, сломаюсь? Зря. Ведь тебе же и было хуже, ты наверняка жалел о своих действиях впоследствии, когда всё уже закончилось. Ведь, так? Ты мне никогда не скажешь правду, но я попытаюсь разглядеть её в твоих глазах, если мы снова увидимся. Нью-Йорк оказался таким божественным городом, сколько бы про него не говорили: «царство холодного камня и бездушного металла», «город небоскрёбов», «город вечной духоты». Нет! Здесь я нашёл своё спасение, здесь я останусь если и не до конца жизни, то, по крайней мере, до её середины. Атмосфера этого города лечит меня лучше всяких психотерапевтов и лекарств, которые он время от времени выписывают. Мне всегда здесь тепло, вне зависимости зима ли на дворе или лето. А всё потому, что это обиталище самых свободных людей в мире, и я так отчаянно стремлюсь стать одним из них хотя бы на секунду. Иногда мне даже удаётся.
4. Желтый кленовый листок медленно кружился в лучах света уличных фонарей, притягивая взгляд Билла, завораживая. Осень. Такое странное состояние, когда всё словно подвешено в воздухе, и ты не знаешь, что будет завтра – казалось бы, только выглянуло всё ещё радостное солнце, как быстро набежавшие тучи в мгновение ока скрыли его сияющий лик. Здесь никогда не будет холодно: Германия – страна тёплых летних дождей и мягких зим. День был близок к концу; мелкие капельки воды изредка стекали по прозрачному стеклу. Глядя за окно, парень рассеянно теребил прядь волос. Концерт, отыгранный не так давно, не принёс ожидаемого адреналина, а лишь заронил толику тревоги в душу. Где же брат, с кем он этим осенним вечером? Этот вопрос не давал Биллу покоя. Ведь он всё ещё хотел дать шанс брату вернуться, но тот, похоже, не собирался этим шансом воспользоваться. Бездумно смотреть в окно оказалось просто. Медленно сгущающиеся краски за окном придавали тёмной комнате неожиданный уют. Когда же на подъездной дороге, шурша гравием, возникла машина, на часах уже было начало первого. Билл с несколько притуплённым от долгого ожидания чувством радости быстрым шагом вышел в коридор и приоткрыл дверь. В тот же момент Том чуть ли не свалился на него. Он просто не стоял на ногах. Водитель, которого Билл так и не увидел, резко дал задний ход и через мгновение скрылся по направлению к шоссе. - Ты пьян? – тихо спросил Билл, хотя это было очевидно: от Тома вовсю несло перегаром и запахом каких-то дешёвых сигарет, неприятно смешавшимся с запахом пота. - Билли, это ты? – мутный взгляд скользнул по лицу Билла. - Естественно, кто же ещё может быть здесь? – Билл покрепче подхватил брата под мышки и попытался потащить его в комнату. Однако Тома, похоже, такой ход событий не устраивал. Он вдруг мёртвой хваткой вцепился в джинсы Билла и с силой потянул вниз. - Ты что творишь?! – прошипел Билл, чувствуя, как щёки заливает краска. С чего это ему краснеть, ведь они уже не раз... Хотя, всё должно быть по-другому. - Я хочу... прямо сейчас, - пробормотал Том, не разжимая рук. - Что? Да ты вдребезги пьян. И сейчас не время, Том. Всё должно быть не так. - Всё так, братишка. И я хочу сделать всё сейчас. Билл почувствовал, как по спине пробежал холодок. Что он несёт?! Ведь он пьяный, сам не понимает, что говорит. Горящий взгляд Тома преследовал его, словно следил за его мыслями. - Нет, Том, - Билл попытался оторвать руки брата от штанин и отойти. Только ничего не вышло. Том моментально выпрямился и толкнул Билла к стене. - Нет, ты дашь мне сейчас, моя маленькая шлюшка! – прошипел он, жёстко сжав плечи брата. Билл испугался уже по-настоящему. Он молча помотал головой и слабо дёрнулся, когда пальцы Тома с ещё большей силой впились в его тело. Том одной рукой стал медленно расстёгивать пуговицы на рубашке Билла, когда тот решился на отчаянную попытку. Пронзительно крикнув: - Помогите!! – он с силой ударил отвлёкшегося брата в лицо и, вывернувшись, побежал к входной двери. На столике с телефоном лежал бумажник, который Билл схватил перед тем как пинком распахнуть дверь и выбежать в прохладную осеннюю ночь. - Билл! – жалобный оклик брата на миг остановил его, - Билли, прости!! Вернись! Билл оглянулся. Том, еле передвигая ноги, отчаянно цеплялся за дверной косяк, размазывая по лицу кровь из разбитого носа. Оглянулся лишь на миг, только для того, чтобы уже через секунду раствориться во тьме.
*** Единственная мысль, которая билась тогда в моей голове, была: «Хорошо, что я взял деньги» У меня, наверное, был некий шок, вследствие которого всё прошедшее на время смазалось. Лишь несколько часов спустя все мысли вытеснило единственное слово – хватит! С меня довольно! Хватит! Достаточно мучений, достаточно нервов, достаточно с этой мерзкой и бесцветной жизнью. Мне было пора что-то менять, пока не стало слишком поздно.
5. Было около двух часов ночи, когда я постучал в дверь дома Георга. Мне, конечно, было неловко его будить, но всё, что мне было нужно – лишь провести остаток этой ночи под крышей его дома, а там – возможно и уехать как можно дальше, где никто меня не найдёт. - Кто там? – сонный голос друга снова пробудил мою совесть, но я постарался как можно твёрже сказать: - Это просто я. Я – Билл Каулитц. Дверь мгновенно открылась. - Билл? Что-то произошло? Я молча кивнул. И переступил порог его дома. Георг уже окончательно проснулся и теперь внимательно и серьёзно смотрел на меня, словно хотел проникнуть в мои мысли и догадаться обо всём самому. Куда ему! Если я не расскажу ему, что я делаю ночью в его доме, ему самому никогда не понять этого. Передо мной появилась огромная кружка горячего какао. Какао? Георг пьёт какао?! Подумать только! - Так ты собираешься сказать мне хоть что-нибудь? – его вопросительный и совершенно лишённый праздного любопытства взгляд заставил меня неловко прикусить губу. Действительно, я должен сказать хоть что-то, иначе это будет нечестно по отношению к другу, который уже пустил меня в свой дом. Вздохнув, я решил начать: - Том явился домой совершенно пьяным. Георг понимающе кивнул. Видно, сам не раз наблюдал подобную картину. - Так вот, мы сильно поссорились, я даже ударил его. Прямо в лицо, так, что разбил ему нос. А потом ушёл. Я посмотрел Георгу в лицо. Он смотрел куда-то в даль. - Я понимаю, если ты не хочешь говорить всю правду, но эта твоя история весьма неправдоподобна, - чуть улыбнувшись, констатировал он. - Я... я не хочу... Он ещё раз кивнул. Хотелось верить, что он понимал меня.
*** Уже тогда мне было тяжело говорить о том, что творилось с Томом и со мной, даже с моим другом. Не слишком близким, но другом, который, всё-таки, помог мне в тяжёлую минуту. Хотя, мне кажется, что он-то давно обо всём догадывался. И в ту ночь мои предположения (или опасения, как угодно) оправдались. Может быть, я проявил слабость, рассказав всё Георгу, но сейчас я ни о чём не жалею. Кроме того, если бы я не сказал всё как есть, то он никогда бы не понял мотивов моих дальнейших поступков.
*** На дне кружки ещё оставался глоток остывшего какао, когда Билл закончил свой рассказ. Тишина, словно едва заметный туман, окутало на миг кухню. Георг, собравшись с мыслями, спросил: - Билл, что же ты дальше собираешься делать? Каулитц молчал. Он знал, что делать дальше, просто это было нелегко произнести вслух, очень непросто. - Что теперь, Билл? – вопросы, вопросы... Почему люди не могут читать мысли друг друга? Во многом бы стало намного проще (хотя, во многом бы – тяжелее). - Я знаю, что делать, Георг, - тихо проговорил Билл. Тот пристально смотрел на него. - Я думаю, мне надо уехать. Далеко. В Америку, например. Я давно мечтал там побывать, жаль только, что при таких обстоятельствах, - горькая улыбка на губах. Георг пытался осмыслить то, что только что произнёс его друг. - Постой, Билл... А как же группа? Что будет с Tokio hotel? Билл замялся. Это, пожалуй, будет самым сложным. - Прости, Георг, но, я думаю, группы больше не существует... Я ухожу. Навсегда.
6. Отчасти моё детище, эта группа, построенная на нашей наивности, подростковом максимализме и свободолюбивости, была мне, бесспорно, дорога. Каждый из нас вкладывал все силы в её существование, каждый из нас получал что-то для себя. Да, эта группа была так важна для меня. Но, как оказалось, не важнее моей свободы. До сих пор помню, какое радостное ощущение испытал, когда сошёл по трапу в новую жизнь. Огромное лётное поле, аэропорт, магазины duty – free, приятные мелочи жизни... Всё мне казалось таким новым, тем, что я обязательно должен был узнать. Там, в зале, сразу же за таможенным контролем, стоял высокий мужчина лет тридцати, который держал в руках табличку с моим именем. Сомневался, видимо, в том, что я знаю английский в совершенстве. С Крисом Карвардсом я познакомился не так давно, когда продюсер Tokio hotel вдруг надумал отпустить нас в вольное плавание, а сам заняться каким-то новым (видимо, многообещающим) проектом. Тогда-то на сцене и возник Крис, предложивший нам выгодный контракт. Мы тогда сказали ему, что ещё ничего толком не решено, на что он ответил, что будет ждать, сколько потребуется. И, хотя из четырёх человек только я позвонил ему, он был рад и мне, ведь мой талант стихосложения остался при мне, а музыку можно писать не только с помощью гитары. Он оказался славным малым, этот Крис. По-американски простой; в нём не было этой немецкой практичности, о которой уже придуман не один анекдот, хотя он и вырос в Германии. Истинный американец, вот как я про себя называл его. Независимый, креативный, шумный до неприличия, он мог взбодрить кого угодно только своим жизнерадостным видом. Я же – унылый, замкнутый в себе, в расстроенных чувствах – оказался для него истинно пробным камнем, как он сам выразился. Он заставил меня работать, много работать, тренировать голос, до бесконечности шлифовать тексты песен. И теперь я по-настоящему благодарен ему. Он убедил меня в том, что я сам могу писать музыку для своих стихов, ведь раньше я никогда не занимался этим без Тома. Брат всегда говорил, что мои стихи – чудо, но лишь его музыка может окрылить слова, этот мёртвый груз в виде листков бумаги.
Билл несколько минут смотрел в окно. До рассвета было ещё далеко, но небо стремительно светлело. Посмотрев на часы, он понял, что пора вставать. Хотелось ускользнуть побыстрее, пока не проснулся Георг, который, похоже, всё ещё надеялся уговорить Билла изменить решение. Половина шестого – подходящее время, чтобы незаметно уйти, оставив на столе лишь записку короткого содержания. Одевшись и умывшись, Билл постарался как можно тише спуститься вниз по деревянной лестнице. В гостиной было тихо. Наверное, Георг ещё мирно видел сны в своей комнате. Приоткрыв дверь, парень бесшумно проскользнул на крыльцо. Прощай милый и скучный Магдебург. Прощай – ты слишком тесен для него, ищущего свободы. Прощай – потому что он никогда не вернётся. Только не грусти – ведь у тебя ещё осталось несколько тысяч человек, спящих в этот час в своих тёплых постелях.
*** Конечно, летать я побаивался, но другим способом попасть в Америку было бы сложно. Поэтому мне ничего не оставалось как сесть в автобус до ближайшего крупного центра, где я смог бы купить билет. Город был большой и шумный. Можно сказать, полный жизни. Однако я спешу, так что прошу простить меня за то, что не уделил должного внимания этим старинным особнякам и улицам. Может быть, когда-нибудь... Нет! Я сказал себе, что я не вернусь. Сейчас, когда я медленно иду по едва покрытым снегом улицам, я вспоминаю, как я растерянно говорил таможенникам, что не имею никакого багажа, а те раз за разом спрашивали меня... Сейчас мне так смешно. Наверное, я выглядел, как маленький ребёнок, потерявший маму в огромном универмаге. Растерянность – вот что я чувствовал. Потерянность – это было моим состоянием. Я нервно теребил замок куртки и ждал, когда взлечу в небо в этой железной коробке с гордым названием аэробус. В свете фонарей снег красиво искриться. А я, как когда-то в детстве, стою с открытым ртом, языком пытаясь поймать одну из этих серебристых капелек. Какова она на вкус? Мне всегда хотелось это узнать.
7. Эта ночь ещё не скоро закончится. Поэтому я спокойно смогу дойти до дома, где находится моя квартира. С тех гонораров, которые я получаю, можно было бы купить и небольшой дом, но это позже. Пока же я вполне доволен местом, где я живу. Крис пару дней назад говорил что-то о новогоднем выступлении в одном из элитных клубов, а я ответил, что подумаю. Надо же! Я стал таким разборчивым. Я знаю, что соглашусь, просто мне так необходим этот странный ритуал «обдумывания» всех предложений; Крис всегда говорит, что таким образом я самоутверждаюсь. Чёртов психолог, он прав! В ночном городе рождественская атмосфера, это чувствуется даже в воздухе. И это так приятно, что не выразить словами. Наверное, именно это вызывает у меня временами совершенно необъяснимую радость. Я обязательно куплю пушистую ёлку, непременно настоящую, и огромную коробку гирлянд, шаров и прочих украшений. И свечи. Тонкие длинные свечи, которые будут так уютно тлеть, оплывая воском. Возможно, я даже что-то приготовлю, а может быть, просто закажу коробки три пиццы и прочей еды и буду с совершенно детским восторгом ожидать, когда же часы пробьют заветные двенадцать раз.
*** - Привет, Билл! – Крис одарил парня широкой белоснежной улыбкой. - Здравствуйте, - неуверенно произнёс тот. Крис чуть поморщился, а затем дружески хлопнул его по спине: - Брось это всё, Билл. Ты в Америке, а это совсем не то, что Германия. Придётся привыкать! Можешь называть меня просто Крис. Каулитц кивнул. Это было приятно – говорить с человеком, жизненная позиция которого была столь проста. - Сегодня ты остановишься в одной замечательной гостинице, номер уже заказан, - болтал Крис, а Билл просто наслаждался успокаивающими дуновениями тёплого ветра и беззаботностью в голосе его нового продюсера. На входе из здания их ожидала машина – чёрная “Toyota”. Водитель приветливо и неразборчиво сказал что-то Крису, тот кивнул и повернулся к Биллу, открыв дверцу и жестом предлагая сесть. За окном мелькали улицы Нью-Йорка, его жители, модные, необычайно живые люди, которые спешили по своим делам. Всё это Биллу ещё предстоит как следует узнать. Сидения были такими мягкими и удобными, что Билл незаметно для себя задремал. Ровный ход машины и тишина располагали к этому.
*** В небо упирается это величественное и современное здание, местами из чёрного стекла, местами прозрачное, словно вода. Да, именно здесь находится моя квартира. Шестнадцатый этаж, первая дверь направо, обитая вишнёвой кожей с причудливым узором, напоминающим дракона, из латунных гвоздиков с круглыми шляпками. Тонкая работа! Говорят, над этой дверью трудилась целая команда дизайнеров. Квартира встречает мягким приглушённым светом торшеров-ночников. Скинув ботинки, я с удовольствием ступаю на нереально мягкий ковёр. Плащ, на котором уже тают редкие снежинки, летит на пол. Приберусь потом. А сейчас так хочется спать. Медленно опустившись на ковёр, я закрываю в глаза и погружаюсь в сон. Завтра обещал зайти Крис, так что встать надо пораньше.
8. - Билл! Билл, проснись! Мы уже приехали! - Да? – с некоторым разочарованием спросил Билл, открывая глаза. Уж очень удобными были эти чудесные сидения... – Так быстро... Крис засмеялся: - Успеешь выспаться. В номере тебя ждёт роскошная кровать! Сонно кивнув, Билл выбрался из машины. Здание и впрямь было внушительным. Билл сразу же вспомнил один старинный замок в пригороде Лондона, когда они с Томом были в Великобритании. Отель очень напоминал его. Внутри всё было даже лучше, чем снаружи. Весь интерьер – несомненно, работа многих и многих людей. Это вызывало неподдельное восхищение. - Вижу, ты поражён, - усмехнувшись, проговорил Крис. Билл кивнул. - Я тоже онемел от восторга, когда увидел всё это, - он бросил взгляд на кресла тёмной кожи, дорогие вазы и зеркала. – Это, пожалуй, единственный отель города, где ты можешь купаться в роскоши, хорошенько заплатив, конечно. Но тебе-то нет смысла волноваться! Он подмигнул и зашагал к широкой лестнице, покрытой бордовой ковровой дорожкой.
*** Звонок заставил меня неохотно открыть один глаз. - Кого там принесло? – проворчал я, поднимаясь с ковра и направляясь к двери. Открывая дверь, я внезапно вспомнил, что с утра обещал прийти мой продюссор. Видимо, это он. - Что это? – первым делом спросил Крис, указывая на мою голову. Подозреваю, что там царил невообразимый беспорядок. - Я только что встал, - попытался оправдаться я. Крис покачал головой и решительно шагнул на мой мягкий ковёр. Он стремительно пронёсся по квартире, отмечая любые мелочи своим внимательным взглядом. Затем он встал передо мной и, скрестив руки на груди, проговорил: - Ну-с, во–первых, раз ты только встал, то стоит позавтракать. Во-вторых, приведи в порядок волосы. А в-третьих, ты подумал над тем предложением насчёт концерта послезавтра? Пытаясь причесать волосы и одновременно почистить зубы, я невнятно помычал, пытаясь выразить согласие, в то время как Крис гремел посудой на кухне. - Согласен? – я ещё пару раз кивнул для верности, когда он заглянул в ванную комнату. - Замечательно, - удовлетворённо проговорил Карвардс, передавая мне кружку с ароматным лимонным чаем. – Всё будет происходить в клубе с довольно жёстким face-контролем, но я не думаю, что нам не стоит устанавливать слишком высокую цену на билеты. Сделаем поклонникам маленький новогодний подарок? Он хитровато подмигнул мне. - Конечно, Крис! Единственное, на что мне нужно будет немного налички, так это на бутылку настоящего мартини. Мы дружно рассмеялись. - Думаю, тебе хватит на это, к тому же, останется кое-какая мелочь для отправки пары-тройки открыток! Я немного помрачнел. Открытки отправлять было, в сущности, некому. Ну, уж нет! Такие мелочи не должны задевать меня. Я ведь так решил. - Репетиция будет сегодня в три часа. Ты не можешь опоздать и подвести меня, - теперь Крис уже был серьёзен. Он немного нервно постукивал чайной ложкой по краю стола. - Я не опоздаю. Это исключено, - я стал таким педантичным! Забавно.
*** Наверное, этот концерт станет удачным завершением года. И мне так не хочется думать, что зима кончится уже через пару месяцев. Я думаю об этом каждый год. И каждый год весна всё равно приходит, не смотря на мои слёзные просьбы. В Германии зимы, как таковой, не бывает. Конечно, в Америке тоже, но здесь хоть иногда бывают довольно густые снегопады. Чаще всего воспоминания накатываются внезапно, иногда даже совершенно не вовремя. И сейчас мне вспомнилось, как мы с Томом радовались неожиданному снегу под Рождество, когда были маленькими. А ещё вспомнилось, как однажды зимой я на спор съел эскимо и на следующий день слёг с температурой. Не слишком приятное воспоминание, но, когда я уже был в Америке, как-то раз мне вдруг так захотелось мороженого, что в перерыве между репетициями я, скрытно от Криса, разумеется, вышел на улицу и направился прямиком к киоску. Мороженое приятно холодило горло, у него был шоколадный вкус. Странно, но я не слишком люблю шоколадное мороженое, но всегда по каким-то неведомым причинам устремляюсь к нему, стоит лишь увидеть эту горку из светло-кофейных шариков в холодильнике на прилавке. Я не заболел на следующий день. И через неделю был здоров. Сам себе удивлялся. Приятно удивлялся!
9. - Билл, не ленись! Ты должен распеться, как следует! – когда Крис работает, он становится очень строгим. Его никакими шутками не пробить. В этом я убеждался уже не раз. За фортепиано сидела девушка, мой руководитель по вокалу. Джанет Эдинсон. Хотя она была старше меня лет на пять-шесть, она строила из себя особу настолько важную, что я, по идее, должен был бы чувствовать себя последним ничтожеством. Однако я не собирался подчиняться ей, что часто буквально выводило её из себя. Крис безудержно смеялся, когда я в лицах изображал очередной урок пения, но всё же советовал мне не перегибать палку с Джанет. - Это «до»!! – кричала она, когда я в очередной раз заявлял, что не знаю нот. Я ведь правда не знал их. И всегда пел чисто интуитивно. А теперь вдруг гром среди ясного неба: мне нужно выучит ноты. Я, конечно, постараюсь, но Джанет это будет стоить немалых нервов. На улице смеркалось, когда мои мучители, наконец, отпустили меня. Я и трое ребят – девушка – клавишник и два парня – гитаристы – прогнали все песни раз по пятьдесят, кажется. В конце концов. Когда я уже чуть не охрип, Крис сжалился и сказал, что я могу идти. Теперь у меня был день отдыха, а 31 декабря – концерт. Вообще-то, я теперь не фронтмен группы. Мы просто четыре совершенно разных человека. Я пишу к своим текстам музыку, которую они исполняют, ничего больше. Это уже не Tokio hotel, где общий успех зависел от вклада каждого, где мы работали все вместе, высказывая мысли и идеи. Сейчас же я был словно в некоем вакууме. Мы даже толком знакомы не были. Пару раз говорили насчёт исполнения музыки, но им, похоже, было абсолютно наплевать на то, что я вкладываю в песни душу; они исполняли всё хорошо, слишком хорошо, словно роботы, созданные и запрограммированные людьми для собственных нужд... Что такое? Я что, скучаю по Tokio hotel? Нет, этому не бывать! Моя новая жизнь должна быть совершенно другой, я не хочу вспоминать о том, что было не так давно. Пока что это слишком болезненно. Вот через пару десятков лет, когда все мелочи прочно забудутся, тогда – пожалуйста. Но не сейчас.
*** Какой же я непоследовательный. Долго и пафосно говорить о том, что только сейчас я живу по-настоящему, что всё прошлое – ночной кошмар – всё это лишь созданные мной декорации театра одного актёра. Всё это так ложно, что у меня иногда челюсти сводит от моих же пламенных речей. Я так скучаю по группе. Сегодня, накануне нового года, я должен, наконец, признаться. Это моя маленькая традиция – устраивать вечер откровений с самим собой накануне праздника. Мне кажется, это правильно. И необходимо мне, как воздух. Поэтому в конце каждого декабря я достаю скелет из шкафа и выставляю на всеобщее обозрение. Пыльный скелет, оскалившийся вечной и жуткой улыбкой. Что сейчас творится с моими друзьями. Иногда мне кажется, что мы существуем в разных реальностях и для меня так странно, что они сейчас, может быть, готовят обед, встречаются, общаются или смотрят фильм... без меня. И от этого мне становится так обидно, что хоть плач. Но я ведь всё давно решил. И это значит, что всё так и будет. Гармония... Спокойствие... Порядок в голове и душе... Я так стремился к этому, я достиг этого, но почему же мне так плохо сейчас?
*** За окном в непроглядной тьме ночи кружатся редкие белесые точки. В Германии снег – редкость. Я имею в виду настоящий снег, а не те редкие хлопья, которые сейчас уныло падают, мгновенно пропадая в черноте. Где ты? Расскажет ли мне хоть кто-нибудь? Ну, где же ты? Я так хочу дотронуться до твоих рук и губ, обнять тебя так нежно, чтобы ты забыл обо всём, что я когда-то натворил. Так хочется вновь услышать твой мягкий, успокаивающий голос, который всегда прогонял прочь тревоги. Я просто хочу увидеть тебя наяву, ведь за эти годы разлуки с тобой ты лишь иногда являлся мне во снах. И я уже не уверен на все сто, существуешь ли ты, или моё больное воображение когда-то создало тебя из обрывков мыслей, чувств, желаний? Я хочу написать тебе длинное письмо на закапанной слезами бумаге, но я не знаю, куда отправлять эти бесконечные строки, в какой уголок Земли. Скажи мне, что сейчас с тобой? Ты, наверное, счастлив. Если бы тебе было слишком плохо, я бы почувствовал это. Наверняка бы почувствовал. Если та связь между нами ещё существует. Мне так страшно, ведь я, возможно, разорвал нить, связывающую нас, своими действиями, своим поведением, своим отношением к тебе. Ответь мне! Ты слышишь меня? Я задёргиваю шторы, делая шаг в полумрак комнаты. Я живу словно в тюрьме, где никогда не блеснёт и лучика надежды. Я заключённый своих мыслей, я надсмотрщик, я – единственный человек в своём тёмном мире. И я в отчаянии. Помоги мне! Скажи, что вернёшься. Не сегодня, не завтра, так через пять, десять, двадцать лет. Лишь только подари мне призрачную надежду.
10. - Улыбка! Билл, улыбайся! – Крис подбадривает меня перед выступлением, когда мы едем в машине. Хотя я не слишком интересуюсь машинами, но это сочетание роскошного чёрного цвета и совершенной модели привело меня в восхищение. Крис почти не говорил – верный признак того, что он нервничает. Я же сосредоточенно смотрел в окно на мелькающие огни большого города. Из-за того, что мы ехали слишком быстро, за фонарями тянулся длинный огненный шлейф, постепенно исчезающий вдали. - Ты только... - Улыбайся! Да, знаю я! Знаю!! – я выдавил немного нервную улыбку, чтобы сгладить невольную грубость. Крис серьёзно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я почувствовал, что ход машины замедляется. - Приехали, - едва слышно пробормотал продюссор. И почему он так взволнован? Ведь это всего лишь очередной концерт, ничего уж слишком особенного. Закрывая дверь машины, я с удивлением заметил, что у меня дрожат пальцы. Но времени на раздумья не было: машину окружила плотная толпа, через которую ещё предстояло продраться к входу. Старательно растягивая губы в улыбке, я вцепился в Криса, чтобы не упасть, и помахал рукой. Стоял невообразимый шум, который Крис попытался перекричать: - Автографы после концерта! Я кивнул. Хотя, вряд ли он видел. Наконец мы достигли дверей клуба. Внутри, конечно, так людно не было, и я смог отдышаться. - Чистое сумасшествие! – воскликнул Крис. Видно было, что он доволен до нельзя. Свернув в какой-то коридор, мы вскоре подошли к дверям гримёрной, где нас уже ждали Джанет, мой стилист и команда ребят, которые аккомпанировали мне. Они сидели в углу и горячо спорили о чём-то. Время ещё было, и я невзначай подошёл поближе: - Привет. Что-то случилось? – они мгновение смотрели на меня так, что мне стало немного не по себе, но затем девушка, Джулия, заговорила: - Тут у дверей, когда мы приехали, крутился парень. Просто твоя копия! Мы говорили об этом... - Ерунда! – чувствуя, как на лбу выступает испарина, проговорил я. Нет! Не может такого быть! Я так долго строил этот мир, что не могу допустить... - Билл, ты спишь? – громкий вопрос Криса вывел меня из странного состояния. - Макияж, причёска, - скомандовал он, пока я на негнущихся ногах подходил к креслу. На первом месте – я, на втором – концерт, на третьем – неожиданный форс-мажор.
*** При взлёте слегка вжало в кресло, а уши на миг заложило. Ничего, я привык к перелётам. Когда-то они мне даже нравились. А вот Билл всегда не слишком любил летать. Любил? С каких это пор я говорю о нём в прошедшем времени?
*** Я пел. Странно, правда? Точно так: пел. Я выкладывался по полной, ощущая жар внутри, музыку в голове, дрожь в ногах. Я пил энергию этого, в сущности, небольшого зала, пил до последней капли. Припев финальной песни требовал глубокого вдоха. Шумно (хотя, в оре этого зала, конечно, ничего слышно не было) втянув воздух, я бросил мимолётный взгляд в центр зала. И в тот же миг пожалел об этом. Я без всякой моральной подготовки встретился взглядом с глазами Тома, который стоял в бушующем море тел, неподвижно, словно статуя, стоял и смотрел на меня. Музыка бежала, а я совершенно забыл, что должен петь. Растерянно повернув голову, я увидел Криса, который отчаянно жестикулировал. Похоже, подумал, что у меня сломался наушник. Я не мог заставить себя выдавить хотя бы звук, а лицо Криса медленно приобретало зеленоватый оттенок. И вдруг, совершенно неожиданно, шокирующе, невозможно, среди криков людей пробился голос. Том стоял всё так же неподвижно. Стоял и пел, глядя на меня. В плохосоображающей голове промелькнул совершенно глупый вопрос: откуда он знает слова и мелодию? Конечно, ведь мои песни крутят на радиостанциях всего мира, так почему же мне кажется это настолько странным? Шум в зале постепенно стихал, но Тому всё равно приходилось очень сильно напрягать голос, ведь это было нелегко – петь так, чтобы я слышал его со сцены. Я всегда думал, что петь моему брату не дано. Талантливый музыкант, он был далёк от этого. Кажется, я немного ошибался. Ведь вот оно – живое доказательство того, что Том вполне способен к пению. Его голос был не слишком сильным, но запоминался исключительно своей приятностью, неким шармом. Музыка лилась, его голос вторил ей. А я стоял, чувствуя, как онемело моё тело, стоял как дурак посреди сцены. Музыканты машинально доиграли песню до конца и замерли. - Том, - прошептал я. Прошептал – не то! Ведь я держал в руках микрофон, так что шелест моих слов разнёсся по всему залу. Брат молчал. И с какой-то жадной нежностью раз за разом оглядывал меня с ног до головы. Мне даже страшно на миг стало, словно я вернулся в прошлое, в моё ужасное прошлое. Но страх прошёл. И я, словно во сне, спрыгнул с бортика сцены и медленно пошёл через толпу, которая (о, чудо!) расступилась. Я невольно почувствовал себя Моисеем, пророком, о котором читал однажды в какой-то книге... Никто не тянул ко мне руки с блокнотами, все просто молча стояли, образовывая живой коридор, по которому я так величественно шествовал. Вскоре я подошёл к Тому вплотную, но не решался вымолвить ни слова. Он тоже молчал, просто смотрел на меня, так смотрел, что мне вдруг показалось, что ещё чуть-чуть, и я расплачусь. Я с надеждой всматривался в него, пытаясь понять, какой он сейчас: тот ли Том, которого я знал много лет назад, или же тот человек, который стал мне настолько чужим. Том неожиданно шагнул вперёд и крепко обнял меня. И я, закрывая глаза и вдыхая аромат сигаретного дыма, смешанный с запахом какого-то дезодорантом, почувствовал всем своим существом, что он – прежний. Такой, каким я всегда бы хотел видеть его. Любить его. Быть с ним каждое мгновение жизни, каждый вдох и выдох. И мир вокруг нас замер, словно фотография, где мы были единственными по-настоящему живыми существами.
11. Я в смятении. Я не знаю, что делать, что говорить, чему верить. Ведь зверь, выпущенный на волю, никогда не вернётся в такую знакомую, но всё же клетку, ограничивающую его свободу. И я пытаюсь найти единственно правильный выход, который не приведёт меня прямиком в сети сексуального рабства.
*** Люди так и стояли неподвижно, глядя как будто на нас, но в тоже время куда-то в пространство, словно видели то, что, по идее, видеть не могли. Я поднял руки и несмело приобнял Тома, чтобы почувствовать его тепло ближе, чтобы он согрел меня, как когда-то давным-давно. - Билл? – тихо, очень тихо проговорил он, но в оглушающей тишине зала эти слова были словно гром среди ясного неба. Целостность толпы мгновенно нарушилась, люди в странном оцепенении медленно выходили из зала, и вскоре мы остались совершенно одни. Я вопросительно смотрел на брата и ждал продолжения. Он приблизил своё лицо к моему так, что наши губы почти соприкасались. - Прости, - обжигая меня дыханием, прошептал Том и приник к моим губам.
*** Я здесь, я снова с тобой. И теперь ничего не имеет значения, ни тяжёлый перелёт, ни то, что в отеле не было свободных комнат, ничего. И всё, что мне нужно – это одно твоё слово. Не имеет смысла, как ты произнесёшь его: прокричишь ли, прошепчешь едва слышно... Только одно слово, Билл, одно твоё слово может изменить всё, буквально всё в нашем маленьком космосе.
*** Я отпрянул. Нет! Ты снова хочешь сломать карточный домик, который я с таким трудом построил. И я знаю, что ты так жаждешь услышать от меня. Ты хочешь вытащить из меня своё прощение, ты хочешь всё так просто поставить на свои места. Нет! Ведь я сказал – хватит. Я не хочу вернуться на дорожку, покрытую льдом. - Нет, - спокойно проговорил я, хотя внутри меня бушевал шторм. Том смотрел на меня, словно не слышал моих слов. В его глазах был неподдельный страх. Ужас, отчаяние! Всё это было в его взгляде, но внешне он не проявил никакого беспокойства. Просто развернулся и прошёл к двери. Каждый его шаг глухим стуком отзывался где-то внутри. Так больно.
12. На следующий же день я слёг с температурой под сорок. Крис приехал с целой бригадой врачей, которые смешно бегали вокруг с выражением совершенной беспомощности на лицах. Меня это невообразимо раздражало, потому что способствовало лишь ухудшению моего состояния. Я ненавижу пить лекарства, а они просто пичкали меня всевозможными таблетками. И, лишь время от времени забываясь сном, я имел возможность хоть немного отдохнуть от их назойливых вопросов, рекомендаций и всего прочего. Я уже не замечал, как летят дни, видел лишь, как день сменяется ночью, ничего больше. Крис переселился в мою квартиру и чуть ли не ночевал у моей кровати. Он всё время спрашивал меня, не нужно ли мне что-нибудь. Всё время гадал, что за болезнь я подцепил и где. Но я-то знал, что абсолютно здоров. Физически – здоров. Но моё сознание так и лихорадит. Ведь оно спешно ищет выход.
*** Я разбит, словно фарфоровая статуэтка. Я вижу осколки, которые устилают асфальт. Люди ступают по ним, но не замечают. Они теперь никому не нужны, эти осколки, и мне лишь остаётся ползать по дороге, обдирая в кровь колени, и собирать их.
*** - Какое сегодня число? – еле ворочая языком, спросил я. Боль внутри разгоралась с каждым днём всё сильнее, и сегодня настал её пик. День, когда я должен, наконец, решить, быть ли этой боли со мной навсегда, или уничтожить, разрушить это внутри меня. - Восьмое января. -Уже? – невольно удивился я. Дни, полные жара и бреда, сгорели стремительно.- Крис, скажи мне. Он подался вперёд, внимательно глядя на меня. - Письмо, отправленное дней двенадцать назад в Германию, уже дошло? На его лице на миг отразилось недоумение, но он взял себя в руки и проговорил: - Да... думаю, да, конечно! - Дай мне телефонную трубку, - я протянул руку. Набрав соединение с Германией, затем код Магдебурга, а затем мой дом, который сейчас принадлежал брату. Некоторое время в трубке слышались лишь полные безразличия гудки. - Да? Я слушаю, - голос Тома казался далёким и нереальным. - Том? – хрипло проговорил я, машинально наблюдая, как Крис деликатно выскользнул из комнаты. - Кто это? – он не узнал меня. - Том! – громче! Громче! - Том!! – закричал я. Тишина. - Билл... неужели... - Ты получил письмо? На том конце послышался кашель. - Какое письмо? – полный растерянности голос, словно у него подгибаются колени. Хотя, кто знает, возможно, это так и было. - Письмо! – нетерпеливо кричал я в трубку. - Я... я сейчас посмотрю... Через минуту он ответил: - Да. Конверт был в ящике. От тебя? – его растерянность, похоже, полилась через край. - Сожги его! После непродолжительного молчания он слегка ошарашено произнёс: - Что? Зачем? - Сожги его! - Почему, Билл? - Я не хочу, чтобы ты читал его. - Но, почему? - Потому что я сам приеду к тебе и скажу всё, что о тебе думаю! – мне внезапно стало так невообразимо весело, что я чуть не засмеялся. - Ты... что? Я нажал на «Отбой», чувствуя, как жар высокой температуры стремительно угасает.
