___________________
Пролог:
Любую историю, даже самую неприятную на слух, при достаточном умении можно прекрасно описать. С помощью нужных слов она предстанет перед вами такой, что наверняка даже захочется, чтобы у вас все было так же. Сложно сказать, подходит ли это описание под мою жизнь: со всей ее чернью, для которой не нужно даже сгущать краски, со всей болью и страхом - приятные моменты тоже были. Так что, пожалуй, просто расскажу все, как есть - сейчас самое время для этого; суд, на котором я присутствую (как бы присутствую, только в этой реальности), по важности своей превосходит Страшный суд, да только грешников тут один, и он сейчас сидит на скамье подсудимого, весь скованный по рукам и ногам, и это единственный человек (последнее утверждение, впрочем, весьма спорно), которому я не могу посмотреть в глаза, прочесть хоть какие-то эмоции на тонких, изогнутых губах. Не понимаю смысла этого суда, ведь все равно исход понятен, понятен даже исход этого дня - ну, по крайней мере, для меня все уже решено; и если судья, все эти журналистики, даже Следователь - если они думают, что сами выбирают для меня судьбу, наказание, внушающее ужас так же, как и я - ну, да, они ошибаются.

"Мне кажется, что я никогда не был ребенком. Сразу родился таким, какой есть сейчас".
Знакомо ли вам это, появляющееся уже в осознанном возрасте, чувство?
Как ни странно, но я прекрасно помнил все - моменты своего взросления, глупые поступки и мысли, с которыми рос, наглядно ощущал прогресс во всем. Это очень помогало, особенно учитывая то, что менялся я на протяжении всей жизни, и, вспоминая былой день, мог с уверенностью сказать, каким же я был дураком.
Впервые почувствовать течение времени, и то, как под ним меняется человек, мне, как ни странно, помогла грань.
Мне было не больше шести лет, и я отдыхал (даже в таком возрасте я говорил про себя в более высокомерном ключе, не "отдыхал с родителями", а именно позиционировал себя отдельно от них) на уже в то время грязненьком и наполненном престарелыми туристами море. В том возрасте мне, как, думаю, и всем нормальным детишкам, было интересно все - а для описания вещей, не входящих в список объясненного родителями, я подбирал слова сам: шумные клубные вечеринки, отголоски которых доходили до меня по вечерам, казались, напротив, чем-то страшным, закрытым от людей, а многочисленные парашюты, очередное развлечение для обгорелых туристов, были так далеко от берега, что походили скорее на причудливых пестрых насекомых. Все дни на этом курорте были похожи друг на друга, но их нельзя было назвать серыми - солнце нещадно палило, и очень быстро моя от природы бледная, нежная детская кожа покрылась непривычным загаром.
В один из таких дней, под вечер, когда небо немного затянулось облаками, а жара спала, меня снова вытащили на берег. К тому моменту, надо сказать, отдых уже успел мне надоесть, а один вид моря нагонял тоску - но повинуясь воле родителей, я натянул плавки, снова и снова погружаясь в мутноватую, похожую на кисель от огромного количества мелких медуз воду. Недалеко от берега находился гладкий, поросший мхом камень, с которого было удобно прыгать. Вперед, вправо, влево - везде было мелко, и я решил сделать прыжок назад.
Но вместо того, чтобы найти дно, я словно провалился в пустоту - вокруг была только вода, даже ни одного человека поблизости. Пытаясь удержаться на поверхности - тогда еще я не умел плавать - я начал резко, изо всех сил шлепать руками по воде, дергаться вверх, к свету, мерцающему над слоем воды - но с каждым вдохом в легкие лишь сильнее набиралась вода и тянуло вниз.
Очнулся я уже на берегу - чьи-то сильные, грубоватые руки давили мне на грудь; чисто инстинктивно и резко я перевернулся на живот, словно защищаясь от них, и, сам того не замечая, начал отплевывать воду. Тогда, стоя на коленках перед всеми, и открыто демонстрируя свою слабость, я очень хорошо запомнил это чувство, которое не повернется язык назвать даже унижением - позже мне очень часто приходилось испытывать его.
Но когда, спустя несколько лет, и будучи уже в более осмысленном возрасте, я снова приехал на этот курорт, и снова неосознанно попав на этот пляж, я тут же подошел к этому камню. Встал на него, пару раз огляделся по сторонам, подставил лицо под теплые брызги, долетающие даже сюда - и прыгнул вниз.
Все это я делал лишь для того, чтобы довольно, счастливо улыбнуться, распрямившись - я крепко ощущал дно, и вода плескалась мне по плечи.
Эти годы не прошли зря. Я хоть в чем-то вырос.

Но, как ни печально, со взрослением очень сложно сохранять все ту же детскую наивность и самобытность мышления - люди, остающиеся такими же в зрелом возрасте, либо непроходимые дураки, либо счастливчики. Очень скоро, буквально через несколько месяцев, попав в первый класс, я начал понимать, что такое общество вокруг тебя, которое зачастую не выбираешь, что такое несогласие с ним, и что такое последствия этого маленького бунта. Что такое взрослые, которые должны помогать детям понять, но сами не понимают их ни на йоту, и что такое одиночество. Сейчас я прекрасно понимаю, что не столкнись я в прошлом с этими трудностями, вряд ли смог бы стать личностью в настоящем.
Проблемы со зрением начались у меня буквально во втором классе - это было скорее наследственное, хотя я уже за первый год обучения успел прочитать множество книг (конечно, не Ницше или Кафку, но для своего возраста вполне себе развивающие). Понимаете, какие эмоции у одноклассников вызывает низенький, очкастый, нездорового вида темноволосый мальчишка, донашивающий одежду за старшими братьями, а ко всему прочему не проявляющий желания общаться со всеми, и не увлекающийся недавно вошедшей в моду западной музыкой. В том возрасте, когда обычно у людей закладываются основы общения, поведения в обществе, рождаются первые признаки интереса к противоположному полу - в этом возрасте становления личности я сидел дома и читал, смотрел, слушал. Зачастую я совсем не понимал, о чем вообще идет речь - но, опять же, над всем верхом был интерес.
О том, что мальчики и девочки - существа различные в природе своей, а связь их рано или поздно к чему-то приводит, я узнал еще в детском саду, когда в тихий час задирались юбки и приспускались штанишки. Уже в том возрасте для детей это было чем-то неприличным, и они стеснялись частей тела, скрытых под одеждой - я совершенно не понимал этого, но молчал, лишь с интересом разглядывая. Лет в восемь у меня даже появилась подружка - по крайней мере, это она так считала. Мне было интересно играть с ней в солдатики и пускать по большим, мутным весенним лужам бумажные кораблики - а когда она прижала меня к стенке у темного дома и попыталась прижаться к моим губам своими, я лишь испуганно оттолкнул ее, и убежал прочь.
Позже я наблюдал за людьми - на улице, по телевизору, даже дома, глядя на родителей - они делали то же самое, только с удовольствием, руководствуясь взаимным согласием, и называли это "поцелуй". "Поцелуй" доставляет удовольствие тем, кто непосредственно вовлечен в него. Примерно такие же мысли возникли у меня о сексе - а когда я узнал, что он в первую очередь является инструментом размножения людей, то даже сначала не поверил: если бы только дети были конечной целью близости двух людей, то вряд ли уделялось бы столько внимания абортам, средствам контрацепции, и иже с ним. Все это значит лишь то, что в первую очередь секс помогает людям расслабиться и получить удовольствие, как бы двусмысленно не звучала эта фраза. Только потом я узнал многие другие применения этой человеческой слабости, узнал о ее темных сторонах - но самое первое определение все равно оставалось для меня основным.
____________________

1 глава:
Джей проснулся от сильного грома за окном. По законам природы в такое жаркое лето частые грозы не должны быть редкостью, однако на практике все оказывалось совсем не так, и обессиленные жители не желали лишний раз выходить на улицу вообще. Единственным убежищем сейчас, наверное, будет, как минимум, Северный полюс: куда ни подайся, жара кругом, хочется не просто раздеться, а скинуть кожу.
Резко запустив пальцы во взъерошенные после сна волосы, парень присел на кровати, пытаясь прийти в себя и вспомнить сон. Он всегда запоминал сны - вдруг на их основе потом можно будет написать книгу, которая потрясет мир? Ну, пока что слабые попытки наваять хоть что-нибудь заканчивались одинаково - истертыми клавишами на старой печатной машинке и скомканными листами бумаги.
Во сне был игровой джойстик, поезд, зима и красивый шатен. Нельзя сказать, к чему это, но последнее в разных ипостасях точно преследовало Джея уже довольно долгое время, даже тогда, когда он учился в школе...

...В этот класс постоянно приходили и уходили все новые и новые дети: то одного выгонят за плохую успеваемость, а другой приедет из своей деревни и изъявит желание учиться в якобы престижной школе, то один захочет сменить место обучения, а для второго освободится место…так или иначе, состав класса постоянно менялся. Может, это было из-за строгих учителей, постоянно предъявляющих своим подопечным претензии, может, из-за злобных нравов, но никому тут не хотелось особенно задерживаться, и Джей не был исключением. Вернее, он только пришел сюда, а уже был готов послать все к черту. Лаконично представившись одноклассникам своим ненавистным настоящим именем, он тихо прошел к месту отбывания дальнейших наказаний - на последнюю парту. На большинстве уроков он откровенно скучал, а лучше всего это делалось именно на таком признанном месте двоечников и лентяев, где удобнее всего было слушать музыку, читать распечатанные на отдельных замусоленных листочках книги Де Сада, рисовать в учебниках, писать на партах карандашом какую-нибудь вопиющую мерзость, чтобы потом стереть пальцем – в общем, заниматься чем угодно, кроме вникания в материал. На биологии, литературе и истории Джей оживлялся и иногда даже, не поднимая руки, начинал жарко объяснять свою точку зрения, порой даже отличающуюся от указанной в учебнике. Одноклассники хихикали, или просто не обращали внимания, а учитель молча слушал, чтобы в итоге все равно попросить заткнуться и соображать чужим мозгом.
Чаще всего в обществе парень был именно таким - отвечающим невпопад, вечно спорящим, имеющим свою точку зрения по поводу абсолютно любой темы, часто критикующим и саркастичным. Все эти качества, как известно, просто прекрасны для ума отдельного, но преследуемы и ненавистны умом коллективным. Когда кто-то начинает выбиваться, перечить большинству, предлагать свои, инновационные варианты действий, все это автоматически приравнивается к чему-то революционному, и ноги у этого страха перед другим растут еще из царизма. Другим, в каких бы мелочах это различие не проявлялось.

- Я…я все видел! Я видел, что ты делал за школой! Ты - педик!
- И что с того? - Джей нетерпеливо встряхнул головой, смахивая с глаз длинную челку. На него часто наезжали - просто так, без причины. Наверно, высказывать то, что давно хочется сказать всем и каждому, в лицо одному человеку - прикольно и расслабляюще, но он почему-то так не считал. На этот раз его прижал какой-то парнишка парой классов старше - уже совсем взрослый, выпускник - а задирает мелких, что должно быть "западло". В старом, давно требующем ремонта, школьном туалете протекали раковины и унитазы, так что кафельный пол всегда был покрыт тонким слоем воды, а с облупившегося потолка изредка звонко падали крупные капли - все это только сгущало в целом неприятную, давящую холодом атмосферу.
- Таких, как ты, нужно лечить! Это уже настоящее отклонение, умственное и физическое.
- И-что-с-того? Я причиняю вред лично тебе?
- Если так рассуждать, то и педофилам, и серийным убийцам можно развязать руки - они же лично нам не вредят. Любой подобный рак на теле общества нужно истреблять.
- Тоже мне революционер нашелся. - Джей понял, что его так просто не заткнуть. Подобного рода моралисты есть везде - еще один не самый приятный изжиток советского прошлого. Они просто не видят грани между тем, что приносит реальный ущерб, что может принести его в перспективе и что само по себе абсолютно безопасно - а объяснять что-либо, как мне кажется, бесполезно. Фыркнув, он резко схватил особо надоедливого индивида за плечи, с силой прижимая к стене, и с остервенением впился поцелуем в его губы. Во всех движениях - в том, как нервно сжимаются пальцы, в крепко зажмуренных глазах было видно вполне объяснимое отвращение - нет, он не особенно брезговал людьми, но уже в таком возрасте понимал, что интимная близость происходит в первую очередь не с телом, а с душой. Вы же все не просто тела, люди?
- Придурок! - парень резко прервал короткий поцелуй, отводя в сторону взгляд. Заметно было, что он краснел, но не столько от смущения, сколько от злости.
- Остынь, - с легкой улыбкой произнес отброшенный к двери кабинки Джей, картинным жестом вытирая уголки губ ладонью. - Или будешь отрицать, что сам целовался с парнем?
Вот ведь незадача. Он хотел просто подколоть его, показать, что никакие убеждения или идеи не могут быть абсолютными, а на практике еще раз выставил себя идиотом. Потому что гораздо лучше не пытаться что-либо доказать - те времена, когда это ценилось, давно прошли. Надо быть изменчивым, гибким. Надо быть лицемерным, надо говорить одно, а думать другое. Скоро такие банальности, такие маленькие "уроки жизни" станут основным предметом в школах и даже детских садах. Только тогда, черт побери, что это за жизнь, в которой ты - это совсем не ты? Если нужно скрывать свое истинное "я" ото всех, лгать ради выгоды и жить только миром своих чистых, незамутненных от предрассудков внешнего мира мыслей, где тогда настоящая жизнь?
"Я всегда буду несогласным"...

Джей нервно выдохнул сквозь стиснутые зубы и шлепнул рукой по полу, нашаривая сигареты. Вот и они - пачка чуть помята, зажигалка работает плохо, но парень жадно затягивается, отрешенно глядя в потолок. Душный, шумный город затянула густая пелена смога и туч, так что казалось, что сейчас уже вечер, и от этого еще больше хотелось спать - даже нет, впасть в спячку, как медведь. Вот почему люди не могут по собственной воле взять и впасть в некое подобие летаргического сна, когда просто хочется пропустить, промотать, как на пульте, неприятный период своей жизни?
Не выпуская изо рта сигарету, Джей встал с кровати, и, пошатываясь, подошел к окну. Оттуда открывался неплохой вид на каменные джунгли: минимум деталей, максимум высоты и неба; от него так и исходила атмосфера свободы, как и от самого парня. Не прибегая к помощи календаря, часов, звонков, он попытался вспомнить, что ему нужно делать, куда идти. Раньше же люди как-то общались, не имея практически никаких средств связи, кроме возможностей писать письма, и прекрасно понимали друг друга. Черт, нынешнему поколению не хватает этого. И памяти им тоже не хватает...

...Он помнил тот момент, когда появилось ощущение превосходства над другими? Оно никогда не доводит до добра - чаще всего человек, одурманенным им, уже не способен на нормальную деятельность, он ярче других чувствует несовершенство мира, но, уже не в силах менять его, меняет только свой маленький мирок. Чаще всего это происходит посредством калейдоскопа наркотиков - одни расслабляют, другие открывают новые образы, третьи полностью помогают уйти от гнусной реальности.
Он помнил, когда впервые попробовал их?
В той компании Джей был новичком. Они казались до жути пафосными (он считал такими даже просто красивых и умеющих себя подать людей) и испорченными; это понятие очень туманно, но его постоянно употреблял один чувак, имея в виду не просто употребление алкоголя литрами, а своеобразную жизненную позицию отрицания. В общем, они каждую неделю закатывали буйные вписки, и успели по сто раз перетрахать друг друга - черт знает, какая в этом была философия, но привлекательность такого образа жизни налицо.

- Охуеть, он все-таки достал его! - звучно рассмеялся самый высокий парень. Его красивое лицо обрамляли длинные, кислотно-зеленого цвета волосы, собранные в хвост у низа шеи. Вся эта неестественность, пирсинг, густой макияж на откровенно детских лицах невольно нагоняли какую-то странную грусть за этих потерянных подростков.
- Давайте, каждому по таблетке. - девушка, которую все называли Крис, говорила более спокойным, приглушенным тоном. - Будешь?
Джей и сам не заметил, как она подошла к нему. В то мгновение он ощущал себя Нео - только синей таблетки, с помощью которой можно вернуться домой, нет, они обе красные.
Каждый раз, когда он падал все ниже и ниже, тяжелее всего было думать о родителях. Когда он делал минет какому-то парню в клубе, и было темно. Его дергали за плохо прокрашенные черные волосы, притягивая ближе, к самому основанию, и тут же наслажденно стонали в потолок, кончая - самым тяжелым тут были не мысли, а способность с невинным видом вернуться к тем, которые всегда, в отличие от того парня, будут ждать. Они будут бескорыстно любить его таким, какой он есть. Именно перед такими людьми, перед такими чувствами невольно хочется скрыть все свои темные стороны.
- Б-буду. - ход мыслей оборвался, и Джей выбрал одну из таблеток, тут же проглатывая ее.
Многие начали смеяться, говорить, что по ковру сейчас передают юмористическое шоу, и все выглядело уже не так свободно и круто. Компания "продвинутой молодежи" на самом деле просто блистала своим падением нравов, все словно сняли маски, и на это сложно было смотреть просто так. Хочется просто покинуть это место, ни минутой больше, но ноги словно приросли к полу, нет, их обвивают тугие ветви плюща. Трескается паркет, и джунгли берут свое - буквально на глазах из пола начинает расти бамбук, распускаются огромные, размером с водительское кресло, орхидеи...

Единственное, что Джей в итоге вспомнил - надо идти. Вперед. И не важно, что каждый шаг туда рано или поздно приводит к большой пропасти. Только сдвигаясь с места, можно убежать от прошлого, которое так давит, и с этим нельзя медлить, побег нужно совершить срочно.
______________

2 глава:
Он идет по улице медленным, сбивчивым шагом. Такая походка обычно у пьяных и у людей, про которых говорят "у него с рождения алкоголь в крови". Вообще, многое можно сказать о человеке, если внимательнее приглядеться к тому, как он держит себя. Зачастую неуверенные в себе люди скрывают это отсутствием резких движений и напускным спокойствием - тут сложно уже применить общепринятые стереотипы, вычитанные из книг по психологии. К слову, Джей никогда не увлекался этой туманной наукой, а все свои довольно точные и интересные выводы о поведении и мотивации людей делал, основываясь исключительно на личном опыте общения. Например, он всегда отлично угадывал отношение к себе, словно умел читать мысли - наверно, поэтому его пронизывающего, беспристрастного взгляда иногда побаивались даже взрослые.
Однако сегодня не будет никакого копания в чужих душах, и смотреть злым глазом исподлобья ни на кого не будут - Джей собирается на неплохую вписку и не намерен сидеть там в углу (это он сейчас так говорит, конечно). Иногда начинает казаться, что походы по таким вот своеобразным тусовкам - единственное, что по-настоящему его интересует; тут каждому дОлжно оставаться при своем мнении - если, конечно, кому-то вообще захочется думать об этом парне. В его возрасте подобные встречи устраиваются не столько веселья ради, сколько банально для того, чтобы как-то поддерживать статус молодого и активного. Ведь, если посмотреть самим, они все там откровенно скучают! Но пока ты не стал старпером, нужно успеть подсадить себе нервы, печень и прочие жизненно важные органы. Джей же, как последний старик, пьет не для того, чтобы развлечься, а чтобы расслабиться. Таким способом легче всего прогнать мысли прочь, а их, как ни странно, слишком много для человека, посещающего такие мероприятия.
Что характерно, он просто берет себе целую бутылку и уходит в более-менее отдаленную комнату, где и проводит остаток времени. Из-за этого раньше его считали стеснительным и скрытным, но, когда узнали парочку "фактов из жизни", отстали мгновенно, никто даже не просил у него деньги в общую кассу на покупку напитков.

Сегодня был как раз один из таких вечеров. Когда стемнело, во всех комнатах выключили лампы: атмосферно и красиво, желтоватый свет фонарей оставлял слабые отблески на ставших темными, какими-то сюрреалистично-размазанными лицах, на потолке мелькали тени от проезжающих машин. Главное, чтобы никто ненароком не разбил что-нибудь. Народу, как ни странно, было немного (обычно эта квартира вмещала в себе с полтора десятка полуночных тусовщиков), и все собрались в другой комнате. Воспользовавшись этим, Джей тихо вышел на пустой балкон, и, прислонившись к кирпичной стене, привычно закурил. Это был уже инстинктивный жест - почти всегда, когда руки оставались без дела, он тянулся за сигаретой - на улице, дома, в кафе; такими темпами в крупных заведениях, которые он ласково называл "рыгаловками", будут введены три вида мест - для курящих, для некурящих, и для Джея. Ну, ему это только на руку.
Шаги за спиной он услышал не сразу, но почему-то не хотел поворачиваться назад и смотреть, кто это. Анонимность в какой-то степени очень притягивает, она оставляет ощущение беспомощности и загадки - наверно, поэтому многим людям нравится всякая фетишная муть с масками, закрывающими все лицо. Человек подошел совсем близко - чувствовалось его тяжелое дыхание, отдающее дешевой шалвой. Интересно, что его сюда привело? Кто-то сказал, что на балконе засел странноватый мальчишка, пьющий тут больше всех вместе взятых, или он, как и я, устал от шума компании? Пусть уже начинает говорить.
- Что ты тут делаешь? - чувак оказался весьма предсказуемым, и быстро подал голос - низкий, приятный, но явно отдающий какой-то юношеской задиристостью, как будто то, что он говорил с такой мелочью, очень сильно утруждало его.
-Сижу. Курю. - Джей еле удержался, чтобы не фыркнуть. Обычно он старался не вести себя с таким подчеркнутым презрением и холодностью. Обычно. - Ничего особенного.
-Ну тихо, тихо. Хоть бы волосы для начала нормально покрасил.
В последней фразе звучала усмешка, но без издевки - что ни говори, а волосы у нашего героя действительно спадали на плечи безжизненными сухими прядями, а у корней виднелся настоящий светло-каштановый цвет. Это не та деталь, которой нужно придавать значение, но подколоть можно. И вообще, последним, чему стоит уделять внимание по этой чуть более чем наполовину взятой из модных книг нонконформистских авторов (очевидное-невероятное) джеевской философии, была внешность. Типа, "это все - лишь бренная оболочка". Но будь она хоть сто раз ненужной и пустой, за нее цепляются в первую очередь, лишь потом узнавая характер. А некоторым людям, кроме красоты, удивить больше нечем.
Вероятно, новоизбранный и не особенно желаемый собеседник решил на примере Джея проверить, верна ли эта теория; не дожидаясь ответа, он потянул к себе озадаченного, тут же выронившего недокуренную сигарету парня, и с легкой улыбкой представился:
- Меня зовут Эндрю.
Странный. Порывистый. Третьего не дано, но первое впечатление осталось именно таким.
Конечно, это не его настоящее имя; все уже привыкли называть себя кличками, более того, под своей силой, моральной силой, они становились настоящими, и тут уже наступала легкая путаница: такое ли фальшивое это имя, каким является?
Внешне он оказался очень хорош; тонкие, резкие черты лица подчеркивали наглую улыбку, которая, впрочем, казалась немного неуверенной, искусственной, словно ее обладатель лишь доказывает себе и окружающим саркастическую позицию негодяя. Джей сделал такой вывод потому, что в пронзительно-синих, поблескивающих, как драгоценные камни глазах он читал совершенно иные эмоции, а точнее, нескрываемый интерес, который сложно перебить, тем более в такой момент. Рваные кончики светлых волос доходили до ключиц и терялись в обычной темной толстовке, накинутой на обнаженное тело.
Неприятно это все - такие красивые, сами по себе интересные парни и девушки выбирают совсем не ту дорогу, в которой можно показать себя; они думают, что жизнь вне окружающей их черни - подчинение и серость, хотя на самом деле все наоборот. Рано ли они это поймут или поздно - не важно, главное, как; найдется ли человек, который все объяснит, или, в худшем случае, судьба сама изложит в грубой форме? Каждый из тех, кто присутствует здесь, еще очень далек от понятия "независимость", и каждая таблетка отдаляет, возвращает, как царя Тантала, к началу.
К сожалению, Эндрю оказался таким же.
- Тебе тут скучно? - он не давал сказать и слова или просто излишне холодный собеседник молчал, проклиная надоедливую сущность представителей человеческого вида, свою принадлежность к которому признавал нехотя.
- Очень. - Джей ответил немного раздраженно, но честно. - Может, уйдем отсюда? Я вижу целых два выхода.
Он всегда говорил странные, понятные только ему самому вещи - шел собственный ассоциативный ряд, собственное представление о мире, даже собственный черный юмор, который заставлял многих просто промолчать. А еще было очень приятно предугадывать слова или действия других людей - не важно даже, хорошо ты их знаешь или просто рассуждаешь при этом чисто логически - но в данный момент почему-то была железная уверенность, что ответом будет полное непонимание.
- Два? А где второй?
Что и следовало ожидать, ведь Джей изначально нес какой-то бред, разговаривая с совершенно незнакомым человеком. Это не выглядит милым или забавным, как обычно бывает в кино - у странных, не от мира сего персонажей всегда есть свой шарм - Эндрю просто думает, что за бред несет этот малолетний придурок. Он подкатил к нему из-за скуки, надеясь без лишних слов потрахаться, просто потому, что все остальные ушли за алкоголем, а на кого-то же нужно оставлять квартиру - и напоролся на позера с замашками и внешностью юного наркомана. Не лучшая партия...
Вместо ответа Джей лишь пожал плечами, мол, "не вопрос", и резко бросился к широкому карнизу, тянущемуся через весь фасад старой пятиэтажки. В его уверенных, быстрых движениях не чувствовалось наигранности или драматизма, скорее какое-то отчаяние, он словно боялся, что упустит возможность немного пощекотать себе нервы. Словно страх перед течением времени, обуревающий еще совсем молодого человека. Он подстрекал его не разумно беречь каждую минуту и заниматься тем, что действительно интересно и нужно, а подпускал в кровь адреналин, шептал на ухо "попробуй все", напоминал, как мало у нас всех времени. Большинство современной молодежи как раз и являются жертвой такого ошибочного суждения, но Джей делал это настолько неосознанно и легко, что казался всего лишь жертвой обстоятельств, травинкой, которую волей судьбы швыряет из одного порока в другой.
Это зацепило Эндрю, и он, словно загипнотизированный, поднялся с места, устремляясь вслед, глядя за каждым его шагом вниз с карниза по пожарной лестнице. "Мальчишка точно псих", думал он, тем не менее не сводя восторженного взгляда со знакомой невысокой фигуры у скрипучих, влажных от дождя качелях во дворе. Ему просто хотелось провести время наедине с парнем, которого он не то что не успел толком узнать, но даже и не спросил имени - неизвестность всегда притягивает.
Они оба не любили говорить о себе "я одинок". Во-первых, это было сродни признанию своей слабости и нужды в людях; во-вторых, собственно, так оно и было, не смотря на большое количество партнеров. Так что если по ходу общения встанет такой вопрос - стоит ждать сказанного в один голос "нет"!
- Жить тебе точно надоело, - отдышавшись, со слабой улыбкой бросил Эндрю, садясь на качели. При разговорах он часто улыбался - иронично, одними глазами, но в большинстве случаев неискренне и натянуто. - Но вариант хороший, лучше, чем третий.
- Третий?..
- Просто шагнуть из окна, - беззаботно улыбнулся Эндрю и слабо оттолкнулся от сырой земли, чуть раскачиваясь. Время уже перевалило за полночь, и на улице не было ни живой души - еще одна странная особенность Москвы, вроде бы столица, но с наступлением темноты вымирает, как средневековый город. Через несколько секунд томительного молчания парень достал бонг, тут же торопливо, параноически боясь палева, заполнил его прозрачной жидкостью из небольшого сосуда со стеклянной пробкой.
- Хочешь? - спросил он, глядя чуть свысока, надменно выпуская густую струю дыма.
Вот это самовлюбленность! Вероятно, все это время он думал, что Джею делать нечего, только удивленно наблюдать за тем, как он заправляет свою гребаную траву в и без того измученный организм. Можно подумать, парень не успел этим насмотреться.
- Я что, похож на малолетнего торчка?
- Есть немного, - прямо ответил Эндрю, все так же блистающий улыбкой. - Но ты им не станешь. В тебе есть независимость от того, что тебе будут навязывать другие, и сила воли, ну или типа того.
Наверно, это был комплимент, и в ответ на него можно смутиться, покраснеть, буркнуть что-то, или злобно послать, тут уж все зависит от темперамента. Неопределенно пожав узкими плечами, Джей снова промолчал - наверняка этот парень любит цепляться к словам, не стоит давать ему повода.
- Но ты очень симпатичный, - никак не унимался блондин, отставив в сторону свой курительный агрегат. - Сколько тебе лет?
- Почти шестнадцать. Это важно?
Джей никогда не врал про возраст - он не считал его показателем, ведь зачастую бывает совсем наоборот, и не ставил крест на общении, узнавая, что человек намного младше или старше. Однако у его собеседника эти слова лишь в очередной раз вызвали смех:
- Какая прелесть! Бедный испорченный ребеночек.
Не переставая немного нахально улыбаться, Эндрю резко дернул озадаченного парня к себе за рукав - на расстояние ближе, чем нужно для простого общения. Пора бы уже, конечно, знать, к чему все шло - но почему именно после слов о возрасте? Молодые многих отталкивают - своей доступностью, недостатком ума, опыта и здравого смысла, черт, да хоть законами о совращении несовершеннолетних, но есть и множество любителей.
Эндрю оказался именно таким. Не успев начать медленно, исследующе скользить ладонью по его телу, прямо через легкую одежду, тут же приостановился, внимательно и с той же мерзкой улыбочкой глядя на Джея, жарко дыша вблизи его губ. Казалось, он снова хочет что-то сказать - вряд ли такой парень будет прикрывать болтовней нерешительность, но и важного сейчас говорить особенно нечего.
- Позволь мне.
Тихий голос Джея прозвучал неожиданно уверенно - слишком уж знакомыми были ситуация и перспектива. Он не хотел сохранять вечную неприкосновенность, но быть трахнутым каким-то левым парнем, как ни странно, никогда не хотелось. Иногда он нарывался сам и выглядел ввиду своего опыта настолько же сексуально, насколько и вызывал жалость, но на самом деле просто очень не хотелось отношений, тех самых, когда дыхание перебивает от избытка чувств, а не оргазма. Больше всего он боялся раскрыться другому человеку, особенно если этот человек был ему симпатичен.
Например, как сейчас.
Эндрю, похоже, не был против: опустившись на ближайшую скамейку и еще раз убедившись, что тишина на улице даже немного давит на уши, он с легкой улыбкой позволял все. Ему было глубоко насрать на всякие там принципы и страхи, когда дело доходило до банального получения удовольствия. Джей отсасывал у него медленно, томительно, развратно. Он часто поднимал взгляд, приостанавливался, отпускал - это не смущало, но возбуждало еще больше; в каждом его движении было видно умение, старательность, но так же было заметно, что сам он возбуждается мало. Процесс сводился до чего-то банально пошлого, не то, что можно было назвать любовью - ведь Эндрю для него совсем незнакомый человек.
Эндрю же, напротив, получал удовольствие с большой буквы. Впалые щеки едва заметно покраснели, губы приоткрылись от частого надрывного дыхания, которое казалось сейчас очень шумным, и иногда срывалось на хрипловатые стоны. Съехав вниз по скамейке и закрыв глаза, он исступленно шептал, чуть толкаясь навстречу;
- Ну ты и суч.. д-да, вот здесь..
Как будто такие слова заводят!
Кончая, он с силой сжал волосы Джея, задыхаясь от наслаждения, головокружения, легкой тошноты, ритма бешено колотящегося сердца и всего этого сразу и через мгновение расслабленно обмяк. Вся эта физиология настолько проста и сложна одновременно, что такому, казалось бы, простому и научно объяснимому гормональному явлению остается только поражаться - люди так стремятся достичь его, а тема секса невероятно популярна, и в этом нет ничего странного, хотя замешаны тут не только животные инстинкты.
Нервно сглотнув и по-кошачьи облизнув губы, Джей, как ни в чем ни бывало, поднялся с колен, не отряхивая темные джинсы, и присел рядом. Он не считал то, что было между ними, чем-то особенным, или тем, чего стоит стыдиться, он просто все так же спокойно ждал. Хотя умей он подкалывать и издеваться, давно бы уже сказал пару слов, которые сейчас лишь крутятся в голове.
- Ты прекрасен, - да уж, странноватое определение для человека всего лишь после отсоса, это явно не тот критерий, по которому можно оценивать в лучшую сторону. - Как тебя зовут, кстати?
- Джей.