И где-то светит мне образ бледный,
Всегда печальный, всегда безмолвный…
Н.Гумилев «На мотивы Грига»
Некогда выделявшееся меж разномастных лавочек Косого переулка здание ныне выглядит совершенно заброшенным. В пыльных витринах больше нет пестрой груды товаров, а с букв на потускневшем фиолетовом плакате облетела позолота.
В сумрачном торговом зале на первом этаже среди груды коробок, затянутых паутиной, блуждает долговязый рыжий парень. Иногда он – от невнимательности ли, от безразличности ли? - натыкается на стеллажи с товаром, и его припорашивает серой сухой пылью, взвихряющейся от малейшего неосторожного движения. Наконец он устало опускается на один из ящиков, уставившись каким-то безнадежным взглядом в мутное стекло витрины. Он боится подниматься наверх.
Все время после Битвы и до этого момента Джордж Уизли провел со своей семьей, оправляясь от повреждений под материнским крылом. Часто приходилось ему ловить на себе внимательные сочувствующие взгляды окружающих – никто не знал, чего ждать от него, потерявшего своего близнеца. Он понимал, что это вполне оправданное волнение, но все равно ему было невыносимо тяжело, гораздо тяжелее, чем если бы он переживал смерть брата в одиночестве. И только сегодня удалось ему наконец вырваться из-под опеки и перебраться в их с братом магазин. И вот он не может заставить себя подняться в их квартиру на втором этаже – боится напоминания о той, прошлой, совсем другой, радостной и светлой, счастливой довоенной жизни. Боится увидеть двуспальную кровать под вишневым балдахином, полную воспоминаний о сладости и неге. Боится увидеть такую мальчишечью пижаму в клеточку – из нее уже выветрился запах рыжих волос, веснушек и солнца. Боится увидеть ярко-желтую зубную щетку на полочке у зеркала в уборной. Но больше всего он боится этого зеркала.
Да, теперь больше всего на свете Джордж Уизли страшится зеркал. * * *
Это была холодная осень. Последняя декада октября. Ледяной ветер поднимал в воздух и гнал по мостовой Косого переулка хрупкие золотые и красные листья. Их шорох и завывания ветра в каминных трубах наполняли тишину этого промозглого вечера.
Температура в магазине «Уизли&Уизли» сравнялась с температурой на улице. Сквозняк беспрепятственно разгуливал по запущенному торговому залу, играя обрывками пергамента. Единственный источник тепла в этом здании – большой котел в спальне близнецов. От кипящей в нем прозрачно-изумрудной жидкости пахнет свежескошенной травой и полевыми цветами. Это не просто Сонное зелье, это Зелье снов. Самых прекрасных, самых желанных. Жидкая альтернатива зеркалу Еиналеж.
И теперь в своих снах Джордж видит долину. Долину с залитыми ярким солнечным светом лугами с сочной зеленой травой и полевыми цветами с приторным медовым ароматом, с рощами и хрустальными ручейками в тени их раскидистых ветвей. А еще там есть странные цветы, похожие на сказочных животных, и еще более странные, но от того не менее дружелюбные животные. И вообще, все в этой долине чересчур сказочное, галлюциногенно-яркое, слишком ненатуральное, с легким оттенком безумия. Но зато там есть Фред. И Джордж хватает его за руки, исступленно гладит нежную кожу, покрывает легкими поцелуями пальцы и лицо. Но кожа Фреда холодна, она не чувствует жара прикосновений близнеца. И глаза его пустые, прозрачно-голубого цвета, и нет в них ни оттенка узнавания, ни мысли, ни эмоции. Страшные глаза, пугающие. И Фред недвижен, словно беломраморная Галатея. Теперь Джордж Уизли знает, почему сошел с ума Певерелл, пользовавшийся Камнем мертвых. Да потому что вместо лица любимой видел лишь эту каменную маску. Мертвые не любят, когда их тревожат.
Но действия зелья хватает лишь на несколько часов, а его частое использование несет помутнение рассудка. И рад бы Джордж утонуть в безумии, но ему хочется сохранить ясную голову для приготовления Напитка. Так и живет он от одного сеанса снов до другого, помешивая в котле булькающее варево.
Большое зеркало в массивной раме, стоявшее в спальне, разбито и валяется на полу стеклянными осколками с чешуйками амальгамы. Но зеркало в ванной – цело. Джордж Уизли ненавидит и боится его. Боится увидеть бесстрастное и холодное лицо наяву. Но он приходит и смотрит. И бьет кулаком прямо в центр зеркала, где это лицо отражается. «Репаро», и снова бьет. И залечивает порезы заклинаниями, и пьет Кроветворное зелье.
* * *
А в последний день осени Джордж Уизли не проснулся. И там, за гранью, не было ни долины с хрустальными ручьями, ни даже райского сада. Там была лишь Бесконечность, но было там и главное – теплые руки и мягкие губы. Запах рыжих волос и веснушки на молочно-бледной коже. И незримый солнечный свет.
